Тонкий снег на посадки
Лег, как марлевый бинт.
Небо в костном остатке,
От созвездий рябит.

Там есть ярче и мельче,
Зеленей и синей…
В гуттаперчевой желчи
Ночи полной камней.

Взгляд брезгливый и клейкий,
Ищет падших струю…
Мимо узкоколейки
В неба пряный уют.

Там, где сталь на три дюйма,
И на вырост сукно.
Звезды в гроздях изюма
Иссыхают смешно.

Где портянки потливо
Согревают ступни…
И приносит с залива
Ветер влажные дни…

Но пока только глыбы
Из гранита черны.
Там созвездие Рыбы,
Под венком тишины.

Там Медведицы Малой
Весь скелет до ребра.
Есть Конец и Начало,
А меж ними дыра.

Не включают былинки
В грустной вечности круг.
И свои же поминки
Отплясали мы вдруг.

Сразу Солнце забрезжит,
Глаз ломая прицел.
И становится нежить,
Всех живее в конце.

Мы помним, как толпой мышиной,
Вошли фашисты в город Брест.
Пешком, на танках и машинах,
Мечтая, взять в один присест.

Горело небо от сражений,
В стекло оплавились пески.
А враг, не зная поражений,
Мечтал взять Родину в тиски.

Потом узнал от наших дедов,
Прямую истину былин:
Все лишь для Фронта и Победы!
Горели Дрезден и Берлин…

Об этом сказано не мало.
Но очень хочется и мне
Напомнить, раз похолодало
Об Этом Праведном Огне!

Чтоб наши версты не топтали
Других Фашистов сапоги…
Не хватит подвига и стали,
Вам, закадычные враги!

Вы догорите с дымом черным,
Лишь пепел, прах, в веках позор…
Придется прятаться под дерном,
Став для березок бирюзой.

Дед Степан
Станислав Сенькин -Рубанский

Дед Степан прошел в пехоте
Ту Великую Войну.
Вспоминал о своей роте,
Вспоминал, как был в плену...

Как к своим прорвался после,
Трибунал ему был дан.
На советском все ж допросе
Был помилован Степан.

Штрафником позор кровавый
Смыл он в первом же бою...
Из Берлина с горькой Славой,
В деревеньку шел свою.

"За Отвагу" был отмечен,
В тот последний трудный бой...
Он не вел об этом речи,
Лишь порою... Сам с собой...

Карабин хранил пол века,
Под доской в своих сенях.
Не затем, чтоб человека
Жизнь когда-нибудь отнять...

Просто так, харчей не просит!
Вдруг опять к нам грянет Фриц.
Но с тех пор не довелось
Тронуть этих половиц.

Но однажды ночкой лунной
Враг к нему ввалился в дом.
Был он русский, слишком юный,