Мой друг живет в Валдае.
В намоленном краю.
Тот край подобен Раю.
Я правду говорю.

Озера, что агаты
В оправе из холмов.
Я слушал там когда-то
Трезвон колоколов.

Там серые избушки
Дремали, наклонясь.
Согбенные старушки
Крестились не стыдясь.

Как жительницы Рая,
Блаженны и чисты.
Я видел, как в Валдае
Ко лбу несли персты…

От коррупции устали...
Обнищали. Быстро мрем...
Не пугает имя "СТАЛИН"
После жизни с "горбачем"…

– Не живу, и не жил никогда…
– Как же так?! Не поверишь, мне ты.
– Кто стихами дышал сквозь года?
В них про звезды писал, про цветы.

– А еще: про туман и траву,
Про сияние льда, и снегов.
Что такое – не жил, не живу?!
Не живой не рождает стихов.

– А цветные картины любви,
Не прикрытая бархатом страсть?
Предрассветные соловьи.
Многоликая ипостась…

Она влюбилась в него с первого взгляда, с первого прикосновения.
Совместная жизнь была подобна сказке. Красивый, молчаливый, терпеливый богатырь вполне устраивал ее. В его объятиях она успокаивалась, а когда все же доводилось срываться, он понимающе молчал и был рад принять ее в любом настроении и состоянии.
Прошло какое-то время, и женщина поняла, что охладевает к нему.
Ее перестало устраивать его внутреннее состояние. А внешний вид — эта потертость и начавшаяся проявляться сгорбленность — становились причиной депрессии.

Эта история случилась в один из первых моих нарядов дежурным по роте. Перед обедом, в определенное время, я — свежеиспеченный младший сержант и двое дневальных прибыли в солдатскую столовую накрывать столы.
Процедура эта не сложная, в какой-то мере интересная и привлекательная. Привлекательная возможностью сытно поесть, если правильно и с достаточным опытом выполнить свои обязанности. Но известны противоположные случаи, когда наряд оставался голодным, покрывая недостачу своими пайками.
Во всяком случае игра стоила свеч и дневальные охотно соглашались накрывать столы.
В нашей столовой, вмещающей большое количество солдат и с двухсменным приемом пищи, существовала одна необычная практика, которая мне ни до того, ни после нигде не встречалась.

Природу не вините
За пламенный наряд.
Серебряные нити
Не завезли на склад.

Цветов переизбыток
От сброшенной листвы,
И ткут из медных ниток
Ноябрьские холсты...

Пепел. Белесый пепел.
Жгли вековые пни.
Падали ниц и слепли,
Кровь потеряв, огни.

Ехал я. Мимо ехал.
Видел горящий «снег».
Множились громким эхом
Выстрелы лесосек.

Мы семьею любим спорт.
Рады все туризму.
Знаем, что не сладкий торт
Нужен организму.

За здоровьем ходим в лес,
Что шумит под ветром.
Там деревья до небес
И зимой и летом.

В том лесу растут грибы,
Птиц веселых трели.
А зимою – снег скрипит
На лыжне вдоль елей.

Летом ходим по грибы.
Будет снег – на лыжи.
Свежим воздухом зимы
На прогулке дышим.

Любим мы ходить в поход.
Есть у нас палатка.
Отдохнувший от забот,
Спит турист в ней сладко.

Пропою я тебе о Холове
И о Крестцах, забудусь, - КрестцАх.
О мощеной, когда-то, "Краснове",
Древних липах, коровьих стадах...
Для кого пропою, коль припомню?!
Ну кого "подловлю на крючок"?!
...ишь, про баньки, про воду Холовью
Заливает седой чудачок...
Невдомек, что рыбалкой кормились,
Сохраняя секрет, мужики,
Что в Холове рачищи водились...
Для питья, - воду брали с реки.
Помнят рученьки, ноженьки белые,
Помнит шея и девичья грудь
Через речку проплывы несмелые,
От боязни водицы хлебнуть...
А цветы, желтоглазые летние,
Что жгутом опускались до дна...
Сколько мы "ожерелий" поделали,
Чтобы в руки их взяла "одна"...
Эх, гормоны, на сладкое падкие,
И сейчас слышу тихий ваш стук.
Помнят руки, как солнышко жаркие,
Гибкий стан осторожных подруг...

Ночью небо стало темно-серым.
Гнется лес под ветром и дождем.
Разболелось поднебесья тело.
Небо хмуро. Нет лица на нем.

Только мокрый воробей пророчит,
Что придет, придет пора чудес.
Будет синью небо мироточить,
Умываться солнцем будет лес.

Много птиц и бабочек воздушных
Терпеливо ждут своей поры.
Ждут цветы, и пчелы час послушно.
Видит Бог дождя унылый дым…

Я вам точно говорю.
Рядом есть планета Хрю.
Не поверите, на ней
Вижу я своих друзей.
Там земля – цветным ковром,
А дома стоят вверх дном.
Разноцветные машины
Спят под ними, выгнув спины.
Кучей разные мячи,
Формочки, и куличи.
Из потрескавшейся глины.
Там трамвай разбитый синий.
Самолеты, катера,
И картонная игра.
Лейки, флаги, и мелки,
Куклы, платья, и чулки.
Ведра, чайник, и посуда,
Две лошадки, три верблюда…
Шкаф стоит высокий новый.
Та планета – спальня Вовы.
– Здравствуй! Вове говорю.
Он в ответ, привычно, – «Хрю»…

Носит бабушка домой
Сладости большой сумой.
Носит, добрая, для внуков.
Наяву - иная штука.
Выступают даже слезы.
Дед - охотник до глюкозы.
Съест всю сумку, - и на печь,
И ведет такую речь:
- Как ведро хмельной воды,
Шоколадки мне вредны.
Сладким, бабушка, не май.
Лучше денежкой отдай...

Дожди стучались градами.
Сегодня снег пошел.
Но ты шагаешь радостно,
Легко и хорошо.

И выпит день до донышка,
И каждый шаг хорош.
Ты маленькое солнышко
В своей душе несешь…

Был умеренно голодным,
Но веселым и свободным.
Подписал контракт, и – влип,
Инженерослесарь КИП.
Подписал контракт, чудак,
И все клеится не так…
Чтобы срочно КИП повесить,
Инженером правит слесарь.
По уму – наоборот.
Смехом давится народ.
Ты в строю, как пионер.
Слесарь КИПа – инженер!..

Бесшумно ступая в ночной тишине,
Луна непременно заглянет ко мне.
Понятны мне трепетной дружбы истоки:
Мы с ней беззащитны, всю жизнь одиноки.

Не скроет от друга ущербность свою,
Похожую чем-то на долю мою.
Ей быть полнокровной хотелось бы, право,
Но лик затеняют то слева, то справа.

Мы будем печалиться с ней до утра,
Пока не наступит рассвета пора.
А там, веселясь, краснощекое солнце
Луну оттолкнет и ворвется в оконце.

От яркого света горячих лучей,
Не станет покоя в квартире моей.
Оно подчинит огнедышащей воле,
Из дома прогонит работать на поле,

Где, словно плантатор жестокий бичом,
Нас будет наказывать жгучим лучом,
Чтоб я, обессилев, поник головою,
Уснул и не думал о встрече с луною.