Озноб и кашель…
Постельный режим.
Время пашет-
Мы следом бежим.
Медку бы послаще,
Чайку бы покрепче.
Кто сел - того тащат
Времени клещи.

Как бывший художник:
Шарфик на шею.
В снегу подорожник:
С того и болею.
И мята примята,
Под снегом согрета.
Лекарствами тянет...
Покой лазарета.

Хворь тела, не ест
Сладкий творог души.
Вздыхая, читай
И немного пиши,
Что скоро весна
Приоденет лесок,
И хлынет с берез
Всеживительный сок.

Там будет разлив,
Будет много поломок.
Вода станет морем
У старых колонок.
Там ветер слащаво
Сквозь пальцы струится.

Белым прахом кинут зимы,
На горбатые леса.
Тихим ветром увозимы
Облака по небесам.

Размотает время бухту,
Отожжет свои огни.
И по сахарному пуху
Повезут меня Они …

На раздолбаной упряжке,
Дружной темною толпой.
Лошадей заходят ляжки,
Своей яблочной крупой.

Заметут вороны поле,
Отгалдят и оторут.
И у ночи на подоле
Засверкает изумруд…

След сметет лихой порошей,
Имя выпадет в архив.
Но с чужой душевной ношей,
Будут жить мои стихи.
 

Бараками стиля Барокко,
Застроен окраин ландшафт.
И там поспевает до срока
Веселый подрост кукушат.

Какая там «первая скрипка»?!
Не стоит октавы жевать!..
Мешается с куревом выпивка,
И время идти воровать.

Привычна Гоморра , Содома,
В вельгийских бумажных холстах.
Он вышел из русского дома
И был, как антипод Христа.

Он знал о любви слишком много,
Забыв ее главный мотив.
И слыша приветливо: «погань!»
Совсем становился красив.

Набив в совершенстве костяшки,
Он меньше пытался прощать.
Подрос на березовой кашке
И начал других угощать.

Его здесь все помнят и ныне,

Можно небо делить на границы,
Можно ставить конвой у избы.
Но живут же веселые птицы
И в него не врывают столбы…

Ворон ворону, соколу сокол…
Это наш деревенский фолк – джаз.
На хвосте приносила сорока
Свой доклад про приземистых нас.

Говорила, вздыхая кукушка,
Что сорвала все связки в лесу,
Когда тихо шептала на ушко,
Человеку, когда «понесут»…
-------------------------------------
Оборвали все крылья ромашке,
Пятерней, за любовь дорожа.
Ампутируя, милой букашке
Лепестки, что уже не жужжат…

Много было различных вопросов,
Вперемешку и «Против», и «За».

На наших зенках пыль шинели,
В ушах команды голоса,
Да нам, хоть с.. - все, как роса
С приятным запахом «Шанеля».

Я не хочу, чтоб грянул рок!
Вернитесь в логова скитальцы…
Еще не тронутый курок
Припомнит ласковые пальцы.

Я не хочу ни «Бабий Яр»,
Ни дату с цифрою семнадцать,
Когда солдат пойдет прощаться
С семьей зажиточных бояр.

Вернется поздно и один,
Погладит ржавую винтовку.
Но будет помнить до седин
Свою октябрьскую ковку…

Я не хочу ходить по парку,
В петлицу сунув алый мак…
Когда главенствует кухарка,
В стране нерезаных собак…

«Прапор» жил , как генерал:
Только звезды меньше…
Службу он не презирал,
А любил, как женщин.

Рядом дом его подрос,
Мезонин, веранда, пес…
Двух этажное жилище:
Разбегаются глазища.

Он не то, что взятки брал
И толстел, как овощ.
Он скорее предлагал
Бедолагам помощь.

К генералу постучи:
Дулю с маслом получи!
Или хуже – кипу бланков,
Справки с кладбища до банков…

А у прапора не так!
Все скорее, все пустяк!
Припечатал, расписался,
Дал «конвертик» – попрощался…

Но случилась вдруг беда,
Горькое несчастье:
Приходили господа

Пришел в негодность раньше срока,
Стирая сердца клапана.
Так зуб за зуб, за око – око,
Себя пожертвовал сполна…
Пытаюсь жить, вбирая веру,
Копить ума, мудрей молчать.
Но только осень выйдет к скверу,
Хочу стихами повенчать.
Качнуть Московской тротуары,
Поймать Девятый вал надежд.
Омолодить поселок старый,
В известке выцветших одежд.
Дымок, пуская самоваром,
Курю на лавочке один…
А Летний Сад шумит о старом
В тенях березовых гардин.
Все та же белая девИца
Висит на сломанных граблях,
А жизнь Холовушкою мчится,
Узлы, бросая на полях.
Я замечаю свой осадок,
Но не меняю отчих мест…

На погосте степей,
Окропляя леса,
Выходила луна,
Отравив небеса.

Там мышиный горох
Завивал серый ус.
И брусника текла
Из оборванных бус.

Сладок маковый пар,
Что сойдет до росин.
Закачался пожар,
Тронув листья осин.

В полном цвете отжечь
В юном ветре перо.
И струилась со свеч,
Воском новая кровь…

Там, где выпал камыш
Завелось озерцо…
В нем крылатый малыш
Умывает лицо.

С неба целый табун
Шел, примяв камыши…
Кумачевей всех лун,
Подушистей души.

По воде потекла
Поднебесная хна.
Сосен колокола
Разбудила она.

Радиация травит утробу,
Или хочется на «брудершафт»…
Я покинул сегодня Чернобыль
И его электронный ландшафт.

Нужно срочно горючего выпить
И зашить сотню дыр на груди…
Я сегодня покинул Припять,
Где кислотные хлещут дожди.

Химзащита сродняется с кожей:
Ничего, это мелочь для нас!
Неудобно срастается с рожей
С гофрохоботом противогаз…

Мне давно бы поставили свечку,
В этой Богом забытой дыре…
Но я снова глотаю аптечку
И опять закаляюсь в игре.
 

Во главе у чужого стола,
Я поник, будто вышел на паперть…
Ты меня в этот дом не звала,
Но крахмальная постлана скатерть.

И на ней подан ужин простой,
Две рюмашки подвинуты рядом.
Я просился к тебе на постой,
Хотя знал, что мне много не надо.

Ты не пой мне о Горькой Звезде,
Отпевая свой ужин вчерашний.
И забыв о житейском стыде
Я прижмусь к тебе, будто мне страшно.

Здесь правА я не вправе качать
И менять твою прежнюю веру.
Да и легче вздыхать, и молчать,
Превышая законную меру.

Электрический сыплет костер
В потолок свои желтые блики.
Ты мне скажешь, что я не хитер,
Раз сорю свежим пеплом улики….

Совсем помутнело Светило,
Теряя за лето красу.
На ветки рябина пролила,
Своих горьких ягод росу.

Полынь вяжет ветра преснину,
Залита водой ячменЯ.
Березка прижалась, как к сыну,
В листве слез, купая меня.

Расширились прежние дали,
Но там, где рябили цветы,
Теперь только дождик скандалит,
Равнины желты и пусты.

Мотает пеньковая тропка
Свой долгий прерывистый след.
И губы шевелятся робко,
Прося снисхожденья у лет.

Несут журавлиные клинья
В свой путь горьковатый мотив.
Напившись последнею синью,
Прощаясь, как - будто простив.

Я им по - мальчишечьи просто,
Свищу и махаю рукой…

Над ними век смеются цепи…
Пристала чумка , лезет мех.
Собачьим снам – собачьи степи,
По ним летит собачий смех.

Луна немая лижет небо…
Ты, им ковры не расстилай!
В порывах медленного снега
Гремит веселый, быстрый лай.

На звезд алмазные орехи,
На слишком черного кота,
Рвут это небо пустобрехи,
Подняв свой хохот на хвостах.

Луна прикрылась тучной сажей,
Укрылись звезды за прибой
И удрученные пропажей,
Они смеются над собой.

Кусают бешеные лапы,
Мотают новую версту.
Пытаясь, глазки зацарапать
Любому здешнему коту…
 

Мне хочется тихо ответить и нежно:
Я был на Манежной!...
Я пил на Манежной
Кисель из разбитой губы…

Растоптан ботинком по спец назначению.
Я жил по течению…
Я плыл по течению,
Потоку веселой молвы…

И был я за тех, кто не шел по Манежной…
И хочется тихо ответить
и нежно:
Я был за Россию, увы!..
 

Богаты газом недра,
Деревьями леса.
Пропахли свежим кедром
Окраин небеса.

Просторы сельской тропки,
Да, сладость тишины.
Мой одуванчик робкий
Суровой целины.

Я кану в неизвестность,
Почуяв облака…
Мне стало слишком тесно
И хочется прыжка!

Подстилочка помягче
Внушает жесткий сон.
Простой росой не плачет
Ухоженный газон.

Я в поле васильковом
Услышал нежный цвет,
Где в мире пустяковом
Спивается поэт.

Меняя на бутылки,
Любовь прилежных лир.
Шевелится в затылке
Свой неподвластный мир.

Туда рвануть не сложно,
Но стропы в узелках…

Когда горит в пожарище полено,
Приятный дым ложится на уста.
Я отливаю в память манекенов,
Им, выделяя лучшие места.

Мешаю бронзу из г… и меди
И в формочки пытаюсь заточить!
Страна – общага, мы - свои соседи…
Мой номер комнаты пора бы заучить.

Великий Пушкин, Тютчев, Ломоносов,
Пора уже звенеть в колокола!
Вы слышите, мы все едино - росы,
И нам рубашка всякая мала…

Я признаю другие идеалы,
Жаль пролетевших золотых веков.
Ох, что-то неба несказанно мало,
И слишком много в поле дураков.